На самом деле, не было ничего странного в том, что она утонула. Неудачное для купания место, быстрое течение реки, останки балок и сваи на дне, торчащие клыками Левиафана. Может, она прыгнула прямо с обрыва, глубоко ушла под воду и не смогла выплыть. Течение хвостом потянуло за собой, обхватывая вокруг туловища.
Она боролась, тратя воздух в легких, пока не начала раскалываться голова. Открыла рот и попыталась вдохнуть, забыв о том, что не рыба. Или вообще – ударилась головой в самом начале, а дальше уже ничего не почувствовала. Не успела даже испугаться.
На этом участке реки тонули не раз. Год назад – мужик из отдыхавшей на берегу компании. Разбежался и сиганул в воду. Напоролся ногой на сваю, не смог всплыть. Не успели еще круги на воде успокоиться, как течение отнесло его так далеко, что нырнувшие следом друзья не смогли найти. Подъехавшие позже спасатели долго еще шныряли по реке, светили прожекторами. Спустя двое суток раздутый труп всплыл ниже по течению, доведя до истерики рыбачившую с мужем на берегу местную жительницу. Санитары отпаивали ее валерьянкой, муж мялся около, потрепывая женщину по плечу, крутя в руках чехол от удочки.
Не было ничего странного в том, что ее тело не нашли. Оно могло зацепиться за что-то и не всплыть. Глубина реки около пяти метров, длина – больше десяти километров, сложно обшарить все дно. Спасатели сделали, что могли. В недостатке усердия их никто не обвинил, но старушки у церкви еще несколько недель смотрели им вслед, крестясь и бормоча что-то изжеванными губами. Эти же старушки целовали иконы святых, ставили свечи и каждое воскресенье спешили на службу. Эти же старушки топили котят в тазах, стоило их кошкам разродиться.
Когда стало ясно, что она утонула, на доске объявлений у местного клуба прикрепили скотчем альбомный лист. На нем, под черно-белой фотографией, слегка размазанной дешевым принтером, напечатанный с ошибками текст сообщал о ее смерти и желал ей успокоения в другом мире. Поверх текста чьей-то рукой с маркером была поставлена пропущенная запятая и исправлена ошибка в слове.
Ее мать вышла из дому спустя месяц. Ни с кем не здороваясь, отправилась с утра на работу, закрылась там и только изредка выходила, замеченная соседками по подъезду и развозчиками воды.
Ее брат уехал из дома – то ли на заработки, то ли просто так. Однажды утром накинул на плечи куртку, полил на подоконнике цветы, вынес мусор, сел в свой фургон и пропылил по главной улице, выезжая на трассу.
Не было ничего странного даже в том, что пару раз ее видели в местном продуктовом, когда она покупала сигареты и мятную жвачку. В надвинутом на глаза капюшоне, с рукавами, натянутыми на пальцы. Говорили, что глаза у нее были абсолютно белые, будто цвет смыла речная вода. А однажды, как рассказывала, стоя у базарного лотка, одна женщина своей знакомой, она появилась в очереди у зубного. «Зачем ей, мертвой, зубной?» – удивлялась женщина. Ее собеседница плотнее запахивала на груди кофту и проверяла в сумке кошелек – не украли ли. Торговец, пузатый мужчина, слышащий весь их разговор, поделился, что она как-то раз покупала у него вишни. Он прижимал указательный палец к большому, кругом, показывая, что вишня была вот такая, крупная и сочная.
А дети, бегавшие вечерами к обрыву, рассказывали, что девушка с мокрыми волосами, одетая в джинсы и кофту, пыталась развести костер из сожженной солнцем травы. Один из пацанов даже оставил ей свою зажигалку, подаренную отцом, за что получил дома. Отец не поверил истории, но спустя неделю, возвращаясь из пивной, столкнулся на улице с точно такой же девушкой, как описывал сын. Она посоветовала ему не мусорить и выкинула окурок своей сигареты в мусорный бак.
Даже в том, как она приходила – подтягиваясь на руках, ловко забираясь через подоконник, как не сумела бы раньше, как мягко отдавались ее шаги по паркету, как темнота прятала выражение ее глаз, не было абсолютно ничего странного. Она улыбалась, жевала кофейные зерна, болтала босыми пятками, садясь на стол. А под утро уходила, сминая траву и бурьян, выросшие в саду за то время, что я их не скашивал. Травинки распрямлялись к полудню, но вода на них не испарялась, оставаясь висеть каплями, жемчужинами отсвечивать на свету.
Странным было другое. Я прижимался носом к ее коже, дышал в волосы и никак не мог понять: почему от нее так сладко и горько пахнет персиком? Какой может быть персик в конце апреля?
Ник Томенко
